Стихи Леонида Филатова

Все не верится, черт возьми,
В то, что мы с тобой уцелели
Как шатает нас от весны,
Как мы страшно переболели
Видно в этой войне, мой друг,
Мы утратили слух и зренье,
И как новый и злой недуг

Испытавший в скитаниях стужу и зной,
Изнемогший от бурь и туманов,
Я приеду домой, я приеду домой
Знаменитый, как сто Магелланов.
Ах ты Боже ты мой, ах ты Боже ты мой,
Наконец я вернулся домой.

…А комод хранил рубахи, как надежды…
А война уже не шла который год…
И последняя на шест была надета
И поставлена на чей-то огород.

Это так невероятно и жестоко,
Что стоишь не огорчён, а изумлён,
Как над дудочкой лихого скомороха,

Скончался скромный человек
Без имени и отчества.
Клиент прилежнейший аптек
И рыцарь стихотворчества.

Он от своих булыжных строк
Желал добиться легкости.

Я с детства был в душе моряк,
Мне снились мачта и маяк,
Родня решила: «он маньяк,
Но жизнь мечты его остудит.»
Мне дед сказал: «Да будет так!»
А я ответил: «Так не будет!»

В одной из жутких передряг

В степях Аризоны, в горячей ночи,
Гремят карабины и свищут бичи.
Большая охота, большая страда:
Несутся на Запад,
Несутся на Запад
Несутся на Запад бизоньи стада.
Несутся на Запад бизоньи стада.

Цветные лохмотья
На солнце пестрят, —
Кочует по свету
Бродячий театр!..

За честность и смелость,
За ум и талант —

В пятнадцать лет, продутый на ветру
Газетных и товарищеских мнений,
Я думал: «Окажись, что я не гений, —
Я в тот же миг от ужаса умру!..»

Садясь за стол, я чувствовал в себе
Святую безоглядную отвагу,

В урочный час, назначенный для бденья,
В заветный час, секретный от семьи,
Слетаются к окну, как привиденья,
Умершие товарищи мои…

И в продолженье всей бессонной ночи,
Покамест время их не истекло,

Простите, пани, и позвольте обратиться.
Я в меру честен, в меру прост и в меру пьян.
Мы беспокойны словно пальцы органиста,
И вся душа от нас рыдает как орган.

Простите, пани. Я не врач и не фотограф,
Я не искал вас — это вы меня нашли.

Меня сочтут обманщиком, да только я не лгу:
Вином из одуванчиков торгуют на углу.
Уж, если одурачивать, то как-нибудь хитро:
Вино из дуванчиков — ведь это же ситро!

Нашли же чем попотчивать
Доверчивый народ,

Млел июнь. Томилось лето.
Но уже случилось ЭТО.
Срочно что-то, как-то, где-то
надо было делать!..

Встал студент наизготовку,
Приложил к плечу винтовку
Номер двести двадцать тысяч

О, високосный год – проклятый год
Как мы о нем беспечно забываем
И доверяем жизни хрупкий ход
Всё тем же пароходам и трамваям

А между тем в злосчастный этот год
Нас изучает пристальная линза
Из тысяч лиц – не тот…, не тот…, не тот…

Что же это был за поход, что же это был за народ
Или доброты в этот год на планете был недород?
Если б не в степях воронье, я б решил, что это вранье,
Я бы переживший войну так и не поверил в нее

Не поймет ни сын твой, ни внук, как же это сразу и вдруг,
Населенье целой страны выродилось в бешенных сук

Вот улетишь, парус наладишь.
Врач был латыш — светлый, как ландыш.
Сложим вот так белые руки.
Жизнь не берет нас на поруки.

Ангел стоял возле кровати,
Как санитар в белом халате,

Всё куда-то я бегу, -
На душе темно и тошно,
У кого-то я долгу,
У кого — не помню точно.

Всё труднее я дышу,
Но дышу — не умираю,

Все не верится, черт возьми,
В то, что мы с тобой уцелели
Как шатает нас от весны,
Как мы страшно переболели
Видно в этой войне, мой друг,
Мы утратили слух и зренье,
И как новый и злой недуг

Главнейшая забота для творца –
Не заиграться в роли до конца.
А публика – хоть расшибись в лепешку –
Не уважает гибель понарошку.
Ты можешь довести толпу до слез
Лишь в случае, когда умрешь всерьез.
Актеры – удивительное племя,

Светлеет море. Отступают страхи.
И можно услыхать за три версты,
Как треснул ворот пушкинской рубахи
От хохота, стихов и духоты…

Минута — и луна в притихших травах
В исполненный торжественности миг
Откроет, как провинциальный трагик,

Под причитанья полковых мамаш
Мы вынимаем нотные альбомы.
Давным-давно расстреляны обоймы.
У нас в руках один «Гусарский марш».

Мелодии игрушечных атак,
Мы вас берем сегодня на поруки,