Стихи Иосифа Бродского

Сначала в бездну свалился стул,
потом - упала кровать,
потом - мой стол. Я его столкнул

День назывался "первым сентября".
Детишки шли, поскольку - осень, в школу.
А немцы открывали полосатый

Ни страны, ни погоста
не хочу выбирать.
На Васильевский остров

Теперь так мало греков в Ленинграде,
что мы сломали Греческую церковь,
дабы построить на свободном месте

Сумев отгородиться от людей,
я от себя хочу отгородиться.
Не изгородь из тесаных жердей,

Из слез, дистиллированных зрачком,
гортань мне омывающих, наружу
не пущенных и там, под мозжечком,

Сын! Если я не мертв, то потому
что, связок не щадя и перепонок,
во мне кричит всё детское: ребенок

Джон Донн уснул, уснуло все вокруг.
Уснули стены, пол, постель, картины,
уснули стол, ковры, засовы, крюк,

Ну, как тебе в грузинских палестинах?
Грустишь ли об оставленных осинах?
Скучаешь ли за нашими лесами,

Как жаль, что тем, чем стало для меня
твое существование, не стало
мое существование для тебя.

Волосы за висок
между пальцев бегут,
как волны, наискосок,

«Пролитую слезу
из будущего привезу,
вставлю ее в колечко.

Век скоро кончится, но раньше кончусь я.
Это, боюсь, не вопрос чутья.
Скорее — влиянье небытия

Генерал! Наши карты — дерьмо. Я пас.
Север вовсе не здесь, но в Полярном Круге.
И Экватор шире, чем ваш лампас.

Августовские любовники,
августовские любовники проходят с цветами,
невидимые зовы парадных их влекут,

Евгению Рейну, с любовью

Плывет в тоске необьяснимой
среди кирпичного надсада

Виктору Голышеву

Птица уже не влетает в форточку.
Девица, как зверь, защищает кофточку.

Мой Tелемак,
Tроянская война
окончена. Кто победил - не помню.

I

Дождь в Роттердаме. Сумерки. Среда.
Раскрывши зонт, я поднимаю ворот.

V.S.

В Рождество все немного волхвы.
В продовольственных слякоть и давка.