Прибрежный холм — его надгробный храм:
Простой, несокрушимый, строгий.
Он спит, как жил: открытый всем ветрам
Стихи Даниила Андреева
Странно поверить, трудно постичь:
Нимб ли иконный у ней
или бич?
Всё, что слышится в наших песнях,
Смутным зовом беспокоя душу -
Только отзвуки громовых гимнов,
Язык любви из мягких звуков соткан:
За нежным «эль» задумчивое «эм»;
Он ласково качается, как лодка,
От зноя эпох надвигающихся
Мне радостный ветер пахнул:
Он был — как гонец задыхающийся,
Предчувствую
небывалые храмы,
Полные мягко-лазурной мглой,
О триумфах, иллюминациях, гекатомбах,
Об овациях всенародному палачу,
О погибших
Позади – горы, белый шёлк снега,
А внизу – пажить и луг зелёный.
Там, внизу, – селенье:
Тщетно
о нем создавать теоремы,
Определять
Полдневный жар. Тропа в лесу.
Орешники вокруг.
Зыбь ярких веток на весу
Когда закончишь ты вот этот крошечный
Отрезок вьющейся в мирах дороги,
Не жди кромешной тьмы заокошечной:
Я вздрогнул: ночь? рассвет?. Нет, это зимний день
Сочился в комнату — лишь треть дневного света.
Казалось: каждый луч обрублен, точно пень,
Люди любили не нашей любовью,
Страстью не той:
Мощной волной их клонил к изголовью*
На холм Демиург всероссийский ступил
В прадедовский век, первобытный и грубый,
Сквозь уханье бревен и скрежеты пил,
По стали, мрамору и дереву
Рукой внимательной скользя,
Я проходил — и плоть не верила,
Темнеют пурпурные ложи:
Плафоны с парящими музами
Возносятся выше и строже
Гладит предутренний ветер вечно-священные камни.
Над Галилеею грустной руки воздел муэдзин.
Лижет бесшумное время прах Вифлеема и Канны,
Над зыбью стольких лет незыблемо одна,
Чьё имя я шептал на городских окраинах,
Ты, юности моей священная луна
Сияла ровным светом газовая
Цепь фонарей в ночной тиши,
Неотвратимый путь указывая,
Комментарии