Даниил Андреев — Бар-Иегуда Пражский

Ветер свищет и гуляет сквозь чердак.
На гвозде чернеет тощий лапсердак.

Жизнь — как гноище. Острупела душа,
Скрипка сломана и сын похоронён...
Каждый вечер, возвращаясь без гроша,
Я, как Иов прокажённый, заклеймён.

Даже дети сквозь кухонный гам и чад
«Вон, явился Богом прОклятый!» — кричат.

И за милостыней рынком семеня,
Гневом Вышнего терзаем и травим,
Я кусаю руку, бьющую меня,
Как бичуемый пророком Мицраим.

А в колодце полутёмного двора -
Драки, крики, перебранка до утра.

Разверну ли со смирением Талмуд -
Мудрость праотцев строга и холодна:
Точно факелоносители идут
С чёрным пламенем святые письмена.

И тогда я тайну тайн, врата ворот,
Разворачиваю книгу Сефирот.

К зыби символов в двоящемся стихе
Приникаю, как к целебному ключу,
Имя Господа миров — Йод — хэ — вов — хэ -
Онемевшими устами лепечу.

Так сегодня я забылся, и во сне,
Вот, виденье громовое было мне.

Видел я одновременно все края,
Всё, что было и что будет впереди...
Синим сводом распростёрт над миром Я,
Солнце белое горит в моей груди.

Мириады светоносных моих рук
Простираются в волнующийся круг,

Свет и жар — неистощимые дары -
Мечет сердце, как бушующий костёр,
И, рождаясь, многоцветные миры
Улетают в раздвигаемый простор...

Я проснулся, полумёртвый. Тьма везде.
Лапсердак висит, как тряпка, на гвозде.

1935